Жизнь без сладкого – не жизнь? Когда в 1877 году швейцарец Петер Веве смешал какао-порошок с молоком, он и не подозревал, что за это открытие ему будут благодарны миллионы сладкоежек.Общеизвестно, что многие вкусные продукты не слишком полезны для человека. В полной мере это

Глава 5 Танковые (бронетанковые и механизированные, бронетанковые) войска и кавалерия Советской Армии (Красной Армии) в 1945-1991

Этот пост расскажет нам о том, в чем приходилось воевать советским солдатам в годы Великой Отечественной войны. Несмотря на то, что в то время военнослужащие зачастую носили трофейную одежду, общепринятую экипировку никто не отменял, и о том, что в нее входило, читайте далее.

Стальной шлем СШ-40. Этот шлем является модернизацией шлема СШ-39, принятого на снабжение Красной Армии в июне 1939 года. В конструкции СШ-39 были устранены недостатки предыдущего СШ-36, однако эксплуатация СШ-39 в ходе советско-финской войны 1939–1940 гг. выявила существенный недостаток – под него нельзя было надеть зимнюю шапку, а штатный шерстяной подшлемник не спасал от сильных морозов. Поэтому солдаты часто выламывали подтулейное устройство СШ-39 и носили каску поверх шапки без него.​
В итоге в новом шлеме СШ-40 подтулейное устройство значительно отличалось от СШ-39, хотя форма купола осталась без изменений. Визуально СШ-40 можно отличить по шести заклёпкам по окружности в нижней части купола шлема, а у СШ-39 заклёпок три, и расположены они вверху. У СШ-40 использовалось подтулейное устройство из трёх лепестков, к которым с обратной стороны пришивались мешочки амортизатора, набитые технической ватой. Стягивались лепестки шнурком, который позволял регулировать глубину посадки шлема на голове.
Производство СШ-40 начали разворачивать в начале 1941 года в Лысьве на Урале, а чуть позже в Сталинграде на заводе «Красный Октябрь», но к 22 июня в войсках было лишь незначительное количество этих касок. К осени 1942 года каски этого типа делали только в Лысьве. Постепенно СШ-40 стал основным типом каски Красной Армии. Он выпускался в больших количествах и после войны, и был снят с вооружения относительно недавно.

Котелок круглый. Котелок подобной круглой формы использовался ещё в армии Российской империи, изготавливаясь из меди, латуни, лужёной жести, а позже из алюминия. В 1927 году в Ленинграде на заводе «Красный Выборжец» было развёрнуто массовое производство штампованных алюминиевых котелков круглой формы для Красной Армии, но в 1936 году они были заменены плоским котелком нового образца.
С началом Великой Отечественной войны, осенью 1941 года, изготовление круглых котелков вновь было налажено в Лысьве на Урале, но уже из стали вместо дефицитного алюминия. Возврат к круглой форме был тоже объясним – такой котелок был проще в производстве. Лысьвенским заводом была проделана огромная работа, позволившая существенно снизить себестоимость производства. К 1945 году суммарный выпуск круглых армейских котелков составил более 20 миллионов штук – они стали самыми массовыми в Красной Армии. Производство продолжалось и после войны.

Вещевой мешок. Этот предмет экипировки, получивший у солдат прозвище «сидор», представлял собой простой мешок с лямкой и верёвочной завязкой горловины. Впервые он появился в царской армии в 1869 году и без существенных изменений попал в Красную Армию. В 1930 году был принят новый стандарт, определивший облик вещмешка – в соответствии с ним теперь он назывался «вещевой мешок туркестанского типа», или вещевой мешок образца 1930 года.
Вещмешок имел всего одно отделение, верх которого мог утягиваться верёвкой. К нижней части мешка пришивалась плечевая лямка, на которую были надеты две перемычки, предназначавшиеся для застёгивания на груди. С другой стороны плечевой лямки были нашиты три верёвочных петли для регулировки длины. К углу мешка была пришита деревянная бобышка-клеванта, за которую цеплялась петля плечевой лямки. Плечевая лямка сворачивалась в «коровий» узел, в центр которого продевалась горловина мешка, после чего узел затягивался. В таком виде мешок надевался и переносился за спиной бойца.
В 1941 году произошло изменение в облике вещевого мешка образца 1930 года: он стал чуть меньше, плечевая лямка более узкой и получила подкладку внутрь на плечах, что потребовало её прострочки. В 1942 году последовало новое упрощение – от подкладки в плечевой лямке отказались, но саму лямку сделали шире. В таком виде вещевой мешок производился до конца 40-х годов. С учётом простоты изготовления, вещевой мешок стал основным средством для переноски личных вещей солдат Красной Армии в годы Великой Отечественной войны.

Противогазная сумка образца 1939 года. К 1945 году противогаз со снабжения бойцов Красной Армии никто не снимал. Однако четыре года войны прошли без химических атак, и солдаты пытались избавиться от «ненужного» предмета экипировки, сдавая его в обоз. Часто, несмотря на постоянный контроль командования, противогазы попросту выкидывали, а в противогазных сумках носили личные вещи.
В ходе войны у солдат даже одного подразделения могли встречаться разные сумки и противогазы разных типов. На фотографии противогазная сумка образца 1939 года, выпущенная в декабре 1941 года. Сумка, изготовленная из палаточной ткани, закрывалась на кнопку. Она была значительно проще в изготовлении, чем сумка 1936 года.

Малая пехотная лопата. В ходе войны малая пехотная лопата МПЛ-50 претерпела ряд изменений, направленных на упрощение производства. Вначале в целом конструкция лотка и лопаты осталась без изменений, но крепление накладки с задним тяжем стало производиться точечной электросваркой вместо заклёпок, чуть позже отказались от обжимного кольца, продолжая крепить черенок между тяжами на заклёпках.
В 1943 году появился ещё более упрощённый вариант МПЛ-50: лопата стала цельноштампованной. В ней отказались от накладки с задним тяжем, а форма верхней части переднего тяжа стала ровной (до того она была треугольной). Более того, теперь передний тяж стал скручиваться, образуя трубку, скрепляемую заклёпкой или сваркой. Черенок вставлялся в эту трубку, плотно забивался до расклинивания лотком лопаты, после чего фиксировался шурупом. На фото представлена лопата промежуточных серий – с тяжами, без обжимного кольца, с креплением накладки точечной электросваркой.

Сумка гранатная. Каждый пехотинец имел при себе ручные гранаты, которые штатно переносились в специальной сумке на поясном ремне. Располагалась сумка слева сзади, после патронной сумки и перед продуктовой. Представляла собой четырёхугольную тканевую сумку с тремя отделениями. В два больших укладывались гранаты, в третье, малое – детонаторы для них. В боевое положение гранаты приводились непосредственно перед применением. Материалом сумки могли быть брезент, парусина или палаточная ткань. Закрывалась сумка на пуговицу или деревянную бобышку-клеванту.
В сумку помещались две старых гранаты образца 1914/30 года или две РГД-33 (на фото), которые укладывались рукоятками вверх. Детонаторы лежали в бумаге или ветоши. Также в сумку могли попарно укладываться четыре «лимонки» Ф-1, причём располагались они своеобразно: на каждой гранате запальное гнездо было закрыто специальной винтовой пробкой из дерева или бакелита, при этом одну гранату клали пробкой вниз, а вторую вверх. С принятием в ходе войны на вооружение Красной Армии новых образцов гранат укладка их в сумку была аналогична гранатам Ф-1. Без существенных изменений гранатная сумка служила с 1941 по 1945 гг.

Солдатские шаровары образца 1935 года. Принятые на снабжение РККА тем же приказом, что и гимнастёрка 1935 года, шаровары оставались неизменными в течение всей Великой Отечественной войны. Они представляли собой галифе с высокой посадкой, хорошо облегавшими талию, свободные в верхней части и плотно обтягивающие икры ног.
По низу штанин пришивались завязки. По бокам шаровар имелось два глубоких кармана, а ещё один карман с клапаном, застёгивавшимся на пуговицу, располагался в задней части. У пояса, рядом с гульфиком, находился маленький кармашек для смертного медальона. На коленях нашивались пятиугольные накладки-усилители. На поясе предусматривались шлёвки для брючного ремня, хотя возможность регулировки объёма была предусмотрена и с помощью хлястика с пряжкой в задней части. Изготавливались шаровары из специальной двойной «шароварной» диагонали и были достаточно прочными.

Солдатская гимнастёрка образца 1943 года. Была введена приказом Народного комиссара обороны СССР от 15 января 1943 года взамен гимнастёрки образца 1935 года. Главные отличия заключались в мягком стоячем воротнике вместо отложного. Застёгивался воротник на две форменные пуговицы малого размера. Передняя планка была открытая и застёгивалась на три пуговицы через сквозные петли.
На плечах размещались пристяжные погоны, для которых были нашиты шлёвки. У солдатской гимнастёрки в военное время отсутствовали карманы, их ввели позже. На плечах в боевых условиях носились пятиугольные полевые погоны. У пехоты поле погона было зелёным, кант по краю погона – малиновый. Лычки младшего командного состава нашивались в верхней части погона.

Поясной ремень. Из-за того, что кожа была дорогой в обработке и зачастую требовалась для изготовления более долговечных и ответственных предметов экипировки, к концу войны большее распространение получил поясной ремень из тесьмы, усиленный элементами из кожи или кожаного спилка. Появился этот тип ремня ещё до 1941 года и использовался до конца войны.​
Много кожаных поясных ремней, отличавшихся деталями, поступило от союзников по ленд-лизу. Показанный на фото американский ремень шириной 45 мм имел однозубую пряжку, как и советские аналоги, но она изготавливалась не из круглой в сечении проволоки, а была литой или штампованной, с чёткими углами.
Красноармейцами также использовались трофейные немецкие ремни, у которых из-за рисунка с орлом и свастикой приходилось дорабатывать пряжку. Чаще всего эти атрибуты попросту стачивались, но при наличии свободного времени на пряжке прорезался силуэт пятиконечной звезды. На фото показан ещё один вариант переделки: по центру пряжки пробивалось отверстие, в которое вставлялась звезда с красноармейской пилотки или фуражки.

Нож разведчика НР-40. Нож разведчика образца 1940 года был принят на вооружение Красной Армии по итогам советско-финской войны 1939–1940 гг., когда возникла нужда в простом и удобном армейском боевом ноже.
Вскоре выпуск этих ножей был налажен силами артели «Труд» в посёлке Вача (Горьковская область) и на Златоустовском инструментальном заводе на Урале. Позднее НР-40 изготавливались и на других предприятиях, в том числе и в блокадном Ленинграде. Несмотря на единый чертёж, НР-40 разных производителей различаются в деталях.​
На начальном этапе Великой Отечественной войны ножами НР-40 вооружались лишь разведчики. Для пехоты они не были уставным оружием, но чем ближе к 1945 году, тем во всё больших количествах ножи можно видеть на фотоснимках обычных автоматчиков. Производство НР-40 продолжалось и после войны, как в СССР, так и в странах-участницах Варшавского договора.

Стеклянная фляга. Фляги из стекла широко использовались во многих армиях мира. Не была исключением и Русская императорская армия, от которой такой тип фляг достался «по наследству» Красной Армии. Несмотря на то, что параллельно производившиеся фляги из жести или алюминия были более практичны, дешёвые стеклянные ёмкости были хороши для массовой призывной армии.​
В Красной Армии старались заменить стеклянные фляги алюминиевыми, но и про стекло не забывали – 26 декабря 1931 года был утверждён очередной стандарт на изготовление таких фляг номинальным объёмом 0,75 и 1,0 литра. С началом войны стеклянные фляги стали основными – сказались дефицит алюминия и блокада Ленинграда, где производилось большинство алюминиевых фляг.
Закрывалась фляга резиновой или деревянной пробкой с обвязанной вокруг горлышка бечёвкой. Для переноски использовалось несколько типов чехлов, и почти все они предусматривали ношение фляги на ремне через плечо. Конструктивно такой чехол представлял собой простую сумку из ткани с верёвочными утяжками у горловины. Были варианты чехлов с мягкими вставками для предохранения фляги при ударах – такие использовались в ВДВ. Стеклянная фляга могла переноситься и в поясном чехле, принятом для алюминиевых фляг.

Сумка для коробчатых магазинов. С появлением коробчатых магазинов для пистолета-пулемёта Шпагина и с разработкой пистолета-пулемёта Судаева с подобными магазинами возникла необходимость в сумке для их переноски. В качестве прототипа была использована сумка для магазинов немецкого пистолета-пулемёта.
Сумка вмещала в себя три магазина, каждый из которых был рассчитан на 35 патронов. К каждому ППС-43 полагалось две таких сумки, но на фотографиях военного времени видно, что часто бойцы-автоматчики носили только одну. Связано это было с некоторым дефицитом магазинов – в боевых условиях они были расходным материалом и легко терялись.
​Шилась сумка из парусины или брезента и, в отличие от немецкой, была сильно упрощена. Клапан застёгивался на шпеньки или деревянные бобышки-клеванты, были варианты и с пуговицами. Сзади сумки были нашиты петли для продевания поясного ремня. Носились сумки на ремне спереди, что обеспечивало быстрый доступ к снаряжённым магазинам и укладку пустых обратно. Укладка магазинов вверх или вниз горловиной не регламентировалась.

Сапоги юфтевые. Изначально сапоги были единственной обувью русского солдата: ботинки с обмотками были приняты на снабжение только в начале 1915 года, когда армия резко прибавила в численности, и сапог перестало хватать. Солдатские сапоги изготавливались из юфти и в Красной Армии поступали на снабжение всех родов войск.​
В середине 30-х годов в СССР была придумана кирза – материал с тканевой основой, на которую наносился искусственный бутадиен-натриевый каучук с имитацией фактуры кожи. С началом войны остро встала проблема снабжения отмобилизованной армии обувью, и «чёртова кожа» пришлась как нельзя кстати – сапоги красноармейца стали кирзовыми.
К 1945 году типичный советский пехотинец был обут именно в кирзачи или ботинки с обмотками, но бывалые солдаты стремились раздобыть для себя кожаные сапоги. На фото на пехотинце показаны юфтевые сапоги, на кожаной подошве и с кожаным каблуком.

Чем дальше от нас события Великой Отечественной, тем сложнее нам представить, как выживали люди в то нелегкое время. Продовольственное снабжение тогда играло стратегически важную роль - от каши или махорки зависел успех битвы. Мы решили вспомнить о том, что скрывалось за формулировкой "военно-полевая кухня" и чем кормили солдата на войне.

Если окопы находились под практически постоянным обстрелом противника, то горячее питание доставлялось в термосах, чаще всего, один раз и ночью. Чуть дальше от передовой или во время затишья в боях всегда стремились организовать двух- или трехразовое горячее питание. Сытность или, наоборот, скудность реального рациона питания во многом зависела от условий места.

Походная посуда времен ВОв

У солдат вермахта рацион был более разнообразным, но нормы были меньше, чем у Красной армии. Причем, завтрак у немцев состоял всего лишь из куска хлеба и кружки кофе, на ужин к этому добавлялся кусок колбасы или сыра, масла, иногда яйца и сардин. Основная часть рациона готовилась на обед - мясной суп, картофель, мясное блюдо и немного овощей. В общем, завтрак и ужин были скудными, а горячая пища в немецких частях была всего один раз в сутки.

Во фронтовом быту было место и алкоголю. Но, в подписанном Иосифом Сталиным Постановлении ГКО СССР «О введении водки на снабжение в действующей Красной Армии» говорилось: "Выдавать 100 грамм водки в день на человека можно было только красноармейцам и начальствующему составу первой линии действующей армии"

В военное время работа повара была очень уважаемой. Ведь кухня должна была в любых условиях кормить солдат, несмотря на постоянные атаки противника или перебои с поставками продуктов. Однако у поваров никогда не было недостатка в помощниках. Как правило, солдаты стремились находиться поближе к кухне. Наряды на кухню, обычно нежелательные в мирное время, порой становились пределом мечтаний для военнослужащих тыловых частей.

Военно-полевая кухня кормила не только солдат, но и мирных жителей. Для многих, особенно из сожженных деревень, это была единственная возможность получить кусок хлеба.

Доставка обеда на передовую
Полевая кухня передвигалась на платформе грузовика или передвижном шасси. Имела от одного до четырех котлов, в которых за 40 минут закипала вода, а через 1,5 часа был готов ужин, через три - обед из двух блюд для роты.

Одним из самых сытных блюд был фронтовой кулеш - густой суп, которым кормили танковые экипажи. Для его приготовления необходимо: 500 граммов грудинки на костях или тушенки, 250-300 граммов пшена, три-четыре картофелины, две-три луковицы и 1,5-2 литра воды. Срезать мясо с кости или вынуть из банок тушенку, варить кости 15 минут в кипящей воде, добавить пшено, и варить до готовности (10 минут). После очистить картофель, нарезать крупными кубиками, добавить в кастрюлю. Срезанное с костей сало обжарить с луком на сковороде и отправить в суп.

Солдат на передовой кормили гороховым супом. Количество ингредиентов зависело от наличия и количества бойцов. Брали перловую крупу, картошку, сало, лук, морковь, тушенку и горох. Горох надо с вечера замочить в холодной воде, в него же можно добавить перловку. После крупу отварить, незадолго до готовности добавить картошку и предварительно обжаренные на сале лук и морковь. В последнюю очередь добавить тушенку.

Популярным блюдом была и каша с чесноком. В рецепте значатся стакан пшена, три стакана воды, подсолнечное масло, лук, чеснок и соль. Крупу ставили варить, параллельно обжаривали на масле лук и, когда вода в каше кипела, добавляли поджарку в кастрюлю, солили и варили пять минут. Чеснок чистили, мелко нарезали и добавляли в снятую с огня кашу, после чего кастрюлю заворачивали в шубу и давали распариться, чтобы каша получилась нежной, ароматной и густой.

Часто на фронте готовили картофельный суп . Для его приготовления брали ведро воды, два килограмма мяса, полведра картофеля, полстакана муки и десять стаканов овсяной или перловой крупы (можно ячневой). Морковь, жир, лук, капуста, сельдерей - если есть. Очистить картошку и нарезать для супа. Заболтать муку. Обжарить лук, морковь, сельдерей. Отварить мясо. Закинуть в кастрюлю к мясу все приготовленное ранее. Варить до готовности.

Пользовалась успехом у солдат и макаловка - особым способом приготовленная тушенка. Лук и морковь жарили на масле или сале, после чего добавляли тушенку и тушили еще пять-семь минут на слабом огне. Ели макаловку, макая в нее хлеб и накладывая сверху "густоту".

А по случаю удачных сражений готовили макароны "Балтийские" . Ингредиенты блюда незамысловаты: 500 граммов макаронов, 500 граммов мяса на ребрышках и 150-200 граммов репчатого лука. Мясо нарезать кубиками и варить до готовности, макароны отварить, лук пассеровать до золотистого цвета на сковороде. Все смешать в кастрюле, добавить немного мясного бульона и отправить на 10-20 минут в горячую духовку.

Дефицитный чай на фронте заменяли... морковью . Ее терли на терке, сушили или прожаривали на противне в духовке с чагой. Готовую заварку заливали кипятком и пили - от моркови чай получал сладость, а чага давала особый вкус и характерный для обычного чая темный цвет.

Хлеб, бывший на войне на вес золота, тоже заменяли, чем могли . Существует несколько рецептов. Первый носил название хлеб "Ржевский". Для его приготовления требовалось отварить картофель в мундире, очистить и пропустить через мясорубку. Полученную массу выкладывали на противень, посыпанный отрубями и охлаждали. После добавляли отруби, солили, быстро замешивали тесто и, поместив в смазанную маслом форму, выпекали до готовности.

А в осажденном Ленинграде кормились "Блокадным" хлебом . Мука, чаще всего ржаная обойная, составляла лишь 10-12%, остальное - жмых, шрот, сметки муки с оборудования и пола, выбойка из мешков, пищевая целлюлоза и даже хвоя. Дневная норма такого хлеба составляла 125 граммов.

В фашистских концлагерях пленников кормили "Остен-бротом" . Этот хлеб был утвержден Министерством продовольственного снабжения в Рейхе "только для русских". По рецепту брались отжимки сахарной свеклы - 40%, отруби - 30%, древесные опилки - 20% и целлюлозная мука из листьев или соломы - 10%. Из этой смеси и готовился "хлеб" концлагерей.

Одному поколению на плечи?
Не слишком ли много?
Испытаний и противоречий
Не слишком ли много?

Евгений Долматовский

Военная фото- и кинолетопись в лучших своих кадрах через десятилетия донесли до нас истинный облик солдата - главного труженика войны. Не плакатный молодец с румянцем во всю щеку, а простой боец, в потрепанной шинели, примятой пилотке, в наспех накрученных обмотках, ценою собственной жизни победил в той страшной войне. Ведь то, что нам частенько показывают по телевизору, только отдаленно можно назвать войной. «По экрану движутся солдаты и офицеры в светлых и чистых дубленках, в красивых шапках-ушанках, в валенках! Лица их чисты, как утренний снег. А где прожженные шинели с засаленным левым плечом? Оно не может быть не засаленным!.. Где измученные, невыспавшиеся грязные лица?» - спрашивает ветеран 217-й стрелковой дивизии Беляев Валериан Иванович.

Как жил солдат на фронте, в каких условиях воевал, боялся или не знал страха, замерзал или был обут, одет, обогрет, перебивался сухим пайком или был досыта накормлен горячей кашей из полевой кухни, чем занимался в короткие передышки между боями…

Незамысловатый фронтовой быт, являвшийся, тем не менее, важнейшим фактором войны, стал предметом моего исследования. Ведь, по словам того же Беляева Валериана Ивановича «воспоминания о пребывании на фронте связаны для меня не только с боями, вылазками к передовой, но и с окопами, крысами, вшами, гибелью товарищей».

Работа над темой - дань памяти погибшим и пропавшим без вести на той войне. Эти люди мечтали о скорой победе и встрече с близкими, надеялись, что вернутся живыми и невредимыми. Война забрала их, оставив нам письма и фотографии. На фото - девушки и женщины, молодые офицеры и опытные солдаты. Красивые лица, умные и добрые глаза. Они еще не знают, что с ними со всеми станет очень скоро…

Приступая к работе, мы побеседовали со многими ветеранами, перечитали их фронтовые письма и дневники и опираемся только на свидетельства очевидцев.

Итак, от организации быта солдат во многом зависел моральный дух войск, их боеспособность. Снабжение войск, обеспечение их всем необходимым в момент отступления, выхода из окружения резко отличалось от периода, когда советские войска перешли к активным наступательным действиям.

Первые недели, месяцы войны по известным причинам (внезапность нападения, нерасторопность, недальновидность, а иногда и откровенная бездарность военачальников) оказались самыми тяжелыми для наших солдат. Все основные склады с запасами материальных средств накануне войны размещались в 30-80 км от государственной границы. Такое размещение было трагическим просчетом нашего командования. В связи с отступлением многие склады и базы были взорваны нашими войсками из-за невозможности их эвакуации, либо уничтожены вражеской авиацией. Долгое время не было налажено обеспечение войск горячей пищей, во вновь сформированных частях не имелось походных кухонь, котелков. Многие части и соединения по несколько дней не получали хлеба и сухарей. Хлебопекарни отсутствовали.

С первых дней войны - огромный поток раненых, а помощь оказывать некому и нечем: «Имущество санитарных учреждений уничтожено пожарами и бомбардировками противника, формируемые санитарные учреждения остались без имущества. В войсках большой недостаток в перевязочном материале, наркотических средствах и сыворотках». (из донесения штаба Западного фронта Санитарному управлению Красной Армии от 30 июня 1941 года).

Под Унечей в 1941 г. из окружения выходила 137-я стрелковая дивизия, входившая на тот момент в состав сначала 3-й, а затем 13-й армий. В основном выходили организованно, в полной форме, с оружием, старались не опускаться. «…В деревнях брились, если удавалось. Было одно ЧП: солдат украл у местных кусок сала…Его приговорили к расстрелу, и только после плача женщин помиловали. Прокормиться в дороге было трудно, поэтому съели всех лошадей, что с нами шли…»(из воспоминаний военного фельдшера 137-й стрелковой дивизии Богатых И.И.)

У отступавших и выходивших из окружения была одна надежда на местных жителей: «Пришли в деревню…, немцев нет, нашли даже председателя колхоза… заказали щей с мясом на 100 человек. Женщины сварили, налили в бочки… Единственный раз за все окружение хорошо поели. А так все время голодные, мокрые от дождей. Спали на земле, нарубили лапника и дремлем… Ослабли все до крайности. У многих ноги распухли так, что в сапоги не входили…» (из воспоминаний Степанцева А.П., начальника химслужбы 771-го стрелкового полка 137-й стрелковой дивизии).

Осень 41-го особенно нелегко далась солдатам: «Выпал снег, по ночам было очень холодно, у многих разбилась обувь. У меня от сапог остались одни верха, что и пальцы наружу. Обкрутил обувку тряпками, пока в одной деревушке не нашел старые лапти. Все мы обросли, как медведи, даже молодые стали похожи на стариков… нужда заставила идти и просить кусок хлеба. Обидно было и больно, что мы, русские люди, хозяева своей страны, а идем по ней украдкой, по лесам и оврагам, спим на земле, а то и на деревьях. Бывали такие дни, что совершенно забывали вкус хлеба. Приходилось есть сырую картошку, свеклу, если находили в поле, а то и просто калину, но она же горькая, много ее не съешь. В деревнях все чаще получали отказ на просьбу поесть. Случалось слышать и такое: «Как вы нам надоели…» (из воспоминаний Хмельнова Р.Г. военного фельдшера 409-го стрелкового полка 137-й стрелковой дивизии). Солдаты страдали не только физически, но и морально. Трудно было переносить упреки оставшихся на оккупированной территории жителей.

О бедственном положении солдат говорит тот факт, что во многих частях пришлось съесть лошадей, которые, впрочем, от бескормицы уже никуда не годились: «Кони были настолько истощены, что перед походом пришлось делать им уколы кофеина. У меня была кобыла - ткнешь ее - падает, и сама встать уже не может, за хвост поднимал.…Как-то очередью из самолета убило лошадь, через полчаса солдаты растащили, что и копыт не осталось, один хвост… С питанием было туго, приходилось носить продукты на себе за много километров… Даже хлеб от пекарен носили километров за 20-30…», -вспоминает свои фронтовые будни Степанцев А.П.

Постепенно страна и армия приходили в себя от внезапного нападения фашистов, налаживалось снабжение фронта продовольствием и обмундированием. Всем этим занимались специальные подразделения - служба Продовольственно-фуражного снабжения. Но не всегда тыловики срабатывали оперативно. Командир батальона связи 137-й стрелковой дивизии Лукьянюк Ф.М. вспоминает: «В окружении мы все пооборвались, и после боя многие мои бойцы под свои шинели одели теплое немецкое обмундирование, переобулись в немецкие сапоги. Построил своих солдат, смотрю - половина, как фрицы…»

Гуселетов П.И., комиссар 3-й батареи 137-й стрелковой дивизии: «В дивизию я прибыл в апреле… Отобрал в ротах пятнадцать человек… Все мои новобранцы были усталые, грязные, оборванные и голодные. Первым делом надо было привести их в порядок. Раздобыл самодельное мыло, нашли нитки, иголки, ножницы, которыми колхозники стригли овец, и начали стричь, брить, латать дыры и пришивать пуговицы, стирать белье, мыться…»

Получение новой формы для солдат на фронте - целое событие. Ведь многие попадали в часть в своей гражданской одежде или в шинели с чужого плеча. В «Приказе о призыве по мобилизации граждан, родившихся в 1925 году и старше до 1893 года рождения, проживающих на территории, освобожденной от оккупации» за 1943 год в пункте №3 говорится: «При явке на сборный пункт с собою иметь:…кружку, ложку, носки, две пары белья, а также сохранившееся обмундирование Красной Армии».

Ветеран войны Беляев Валериан Иванович вспоминает: «…Нам выдали новые шинели. Это были не шинели, а просто роскошь, как казалось нам. Солдатская шинель самая волосатая…Шинель имела очень большое значение во фронтовой жизни. Она служила и постелью, и одеялом, и подушкой… В холодное время ложишься на шинель, ноги подтягиваешь к подбородку, а левой половиной накрываешься и подтыкаешь ее со всех сторон. Сначала холодно - лежишь и дрожишь, а потом от дыхания становится тепло. Или почти тепло.

Встаешь после сна - шинель примерзла к земле. Лопатой подрубаешь слой земли и поднимаешь целехонькую шинель вместе с землей. Потом земля сама отвалится.

Целая шинель была моей гордостью. К тому же недырявая шинель лучше защищала от холода и дождя… На передовой вообще-то запрещалось снимать шинель. Разрешалось только ослабить поясной ремень… И песня про шинель была:

Шинель моя походная, она всегда со мной

Она всегда как новая, обрезаны края,

Армейская суровая, родимая моя».

На фронте солдатам, с тоской вспоминавшим родной дом и уют, удавалось более или менее сносно устроиться на передовой. Чаще всего бойцы располагались в окопах, траншеях, реже в блиндажах. Но без лопаты ни окоп, ни траншею не соорудить. Шанцевого инструмента частенько на всех не хватало: «Лопаты нам дали в один из первых дней пребывания в роте. Но вот беда! На роту, численностью 96 человек, досталось только 14 лопат. Когда их выдавали, даже произошла небольшая свалка… Счастливчики начали окапываться…» (из воспоминаний Беляева В.И.).

И дальше целая ода лопате: «Лопата на войне - это жизнь! Вырыл себе окопчик и лежи спокойно. Свистят пули, рвутся снаряды, с коротким визгом проносятся их осколки, тебе все нипочем. Тебя защищает толстый слой земли…» Но траншея - вещь коварная. Во время дождей на дне траншеи скапливалась вода, доходившая солдатам до пояса, а то и выше. Во время обстрелов в такой траншее приходилось сидеть часами. Выбраться из нее - значит погибнуть. И сидели, иначе нельзя, жить хочешь - терпи. Будет затишье - вымоешься, высохнешь, отдохнешь, поспишь.

Надо сказать, что во время войны в стране действовали очень строгие правила гигиены. В воинских частях, расположенных в тылу, систематически производились осмотры на вшивость. Чтобы не произносить этот неблагозвучный термин, использовалась формулировка «осмотр по форме 20». Для этого рота, без гимнастерок, выстраивалась в две шеренги. Старшина командовал: «Приготовиться к осмотру по форме 20!» Стоящие в строю снимали нижние рубашки до рукавов и выворачивали их наизнанку. Старшина проходил вдоль строя и бойцов, у которых обнаруживались на рубашке вши, отправляли в санпропускник. Ветеран войны Валериан Иванович Беляев вспоминает, как сам проходил через один из таких санпропускников: «Он представлял собой баню, при которой была так называемая «жарилка», то есть камера для прожаривания (прогрева) носильных вещей. Пока мы мылись в бане, все наши вещи прогревались в этой «жарилке» при очень высокой температуре. Когда мы получали свои вещи назад, они были настолько горячими, что приходилось ждать, когда они остынут… «Жарилки» были во всех гарнизонах и воинских частях. И на фронте тоже устраивали такие жарилки». Солдаты называли вшей «вторым врагом после фашистов». Фронтовым медикам приходилось нещадно с ними бороться. «Бывало на переходе - только привал, даже в мороз все скидывают гимнастерки и ну их гранатами давить, только треск стоит. Никогда не забуду картинку, как яростно чесались пленные немцы… Тифа у нас не было никогда, вшей уничтожали санобработкой. Один раз от усердия даже и гимнастерки сожгли вместе со вшами, одни медали остались», - вспоминал Пиорунский В.Д., военврач 409-го стрелкового полка 137-й стрелковой дивизии. И далее из его же воспоминаний: «Перед нами стояла задача не допускать завшивленности, но как это сделать на переднем крае? И мы придумали один способ. Нашли пожарный рукав длинной метров двадцать, пробили в нем через метр по десять дырок, а конец его заглушили. В бочках из-под бензина кипятили воду и через воронку беспрерывно наливали ее в шланг, она через дырочки струилась, а под шлангом стояли солдаты, мылись и ойкали от удовольствия. Нижнее белье сменялось, а верхняя одежда прожаривалась. Потом сто граммов, бутерброд в зубы, и в окопы. Таким способом мы быстро помыли весь полк, что даже из других частей к нам приходили за опытом…»

Отдых, и прежде всего сон, ценились на войне на вес золота. На фронте всегда недоставало сна. На передовой по ночам спать вообще всем запрещалось. Днем половина личного состава могла спать, а вторая половина вести наблюдение за обстановкой.

По воспоминаниям Беляева В.И., ветерана 217-й стрелковой дивизии, «в походе со сном было еще хуже. Более трех часов в сутки спать не давали. Бойцы буквально засыпали на ходу. Можно было наблюдать такую картину. Идет колонна. Вдруг один боец выходит из строя и некоторое время движется рядом с колонной, постепенно удаляясь от нее. Вот он дошел до придорожной канавы, споткнулся и уже неподвижно лежит. К нему подбегают и видят, что он крепко спит. Растолкать такого и поставить в колонну очень трудно!.. Самым большим счастьем считалось уцепиться за какую-либо повозку. Счастливчики, которым это удавалось, хорошо высыпались на ходу». Многие спали впрок, потому что знали: другой такой возможности может не представиться.

Солдату на фронте нужны были не только патроны, винтовки, снаряды. Один из главных вопросов военного быта - снабжение армии продовольствием. Голодный много не навоюет. Мы уже упоминали о том, как трудно пришлось войскам в первые месяцы войны. В дальнейшем снабжение фронта продуктами питания было отлажено, ведь за срыв поставок можно было лишиться не только погон, но и жизни.

Регулярно солдатам выдавали сухой паек, особенно на марше: «На пять дней каждому было выдано: три с половиной копченой селедки довольно крупных размеров…7 ржаных сухарей и 25 кусочков сахара…Это был американский сахар. На земле была насыпана горка соли и было объявлено, что каждый может брать ее. Я насыпал соль в банку из-под консервов, завязал в тряпочку и убрал в вещмешок. Кроме меня соль никто не взял…Было ясно, что идти придется впроголодь». (из воспоминаний Беляева В.И.)

Шел 1943-й год, страна активно помогала фронту, отдавая ему и технику, и продукты, и людей, но все равно питание было весьма скромным.

Ветеран Великой Отечественной войны артиллерист Оснач Иван Прокофьевич вспоминает, что в сухом пайке были колбаса, шпик, сахар, конфеты, тушенка. Продукты были американского производства. Их, артиллеристов, должны были кормить 3 раза, но норма эта не соблюдалась.

В состав сухого пайка входила и махорка. Практически все мужчины на войне были заядлыми курильщиками. Многие, до войны не курившие, на фронте не расставались с самокруткой: «С табаком было плохо. В качестве курева выдавали махорку: 50 граммов на двоих… Небольшая такая пачка в коричневой упаковке. Выдавали нерегулярно, и курильщики очень страдали… Мне, некурящему парню, махорка была ни к чему, и это определило мое особое положение в роте. Курильщики ревниво оберегали меня от пуль и осколков. Все отлично понимали, что с моим уходом на тот свет или в госпиталь, из роты исчезнет дополнительная пайка махорки… Когда приносили махорку, вокруг меня возникала небольшая свалка. Все старались убедить меня, что свою пайку махорки я должен отдать именно ему…» (из воспоминаний Беляева В.И.). Это определило особую роль махорки на войне. О ней слагали бесхитростные солдатские песни:

Как письмо получишь от любимой,

Вспомнишь дальние края,

И закуришь, и с колечком дыма

Улетает грусть твоя!

Эх, махорочка, махорка,

Подружились мы с тобой!

Вдаль глядят дозоры зорко,

Мы готовы в бой! Мы готовы в бой!

Теперь о горячем питании солдат. Походные кухни были в каждом подразделении, в каждой войсковой части. Самое трудное - доставить еду на передовую. Продукты перевозились в специальных термосах - контейнерах.

По существовавшим тогда порядкам доставкой пищи занимались старшина роты и писарь. И делать это они должны были даже во время боя. Иногда за обедом посылали кого-нибудь из бойцов.

Очень часто подвозкой продуктов занимались девушки-шоферы на полуторках. Ветеран войны Лосицкая Феодосия Федосеевна всю войну провела за баранкой полуторки. В работе было все: и поломки, которые она по незнанию не могла устранить, и ночевки в лесу или степи под открытым небом, и обстрелы авиации противника. И сколько раз горько плакала от обиды, когда, погрузив на машину продукты питания и термосы с чаем, кофе и супом, на аэродром к летчикам приезжала с пустой тарой: в дороге налетели немецкие самолеты и изрешетили пулями все термосы.

Ее муж, военный летчик Лосицкий Михаил Алексеевич, вспоминал, что даже в их летной столовой не всегда было хорошо с питанием: «Сорокаградусный мороз! Сейчас бы кружку горячего чая! Но в нашей столовой кроме пшенной каши и темной похлебки ничего не увидишь». А вот его же воспоминания о пребывании в прифронтовом госпитале: «Спертый, тяжелый воздух густо насыщен запахом йода, гнилого мяса и дыма от табака. Жиденькая похлебка да корочка хлеба - вот и весь обед. Изредка дают макароны или пару ложек картофельного пюре да чашка едва сладкого чая…»

Беляев Валериан Иванович вспоминает: «С наступлением темноты появился обед. На передовой питание два раза: сразу как стемнеет и перед рассветом. В светлое время суток приходилось обходиться пятью кусочками сахара, которые выдавались ежедневно.

Горячая пища доставлялась нам в зеленом термосе объемом с ведро. Этот термос был овальной формы и переносился на спине на ремнях, как вещмешок. Хлеб доставлялся буханками. За пищей у нас отправлялись два человека: старшина и писарь…

…Для еды все вылезают из траншеи и садятся в кружок. Однажды мы обедали таким образом, как вдруг в небе вспыхнула осветительная ракета. Мы все прижимаемся к земле. Ракета погасла, и все снова принимаются за еду. Вдруг один из бойцов кричит: «Братцы! Пуля!» - и вынимает изо рта немецкую пулю, которая застряла в хлебе…»

Во время переходов, на марше, противник частенько уничтожал походные кухни. Дело в том, что котел кухни поднимался над землей значительно выше человеческого роста, так как под котлом находилась топка. Еще выше поднималась черная труба, из которой клубился дым. Это была отличная мишень для противника. Но, несмотря на трудности и опасность, фронтовые повара старались не оставить бойцов без горячей пищи.

Еще одна забота на фронте - вода. Запасы питьевой воды солдаты пополняли, проходя через населенные пункты. При этом нужно было проявлять осторожность: очень часто немцы, отступая, приводили колодцы в негодность, травили в них воду. Поэтому колодцы приходилось охранять: «На меня произвел большое впечатление строгий порядок обеспечения наших войск водой. Как только мы входили в деревню, сразу же появлялось специальное воинское подразделение, которое выставляло часовых у всех источников воды. Обычно такими источниками были колодцы, вода в которых была проверена. К другим колодцам часовые и близко не подпускали.

…Посты у всех колодцев были круглосуточными. Войска приходили, уходили, а часовой всегда был на своем посту. Этот очень жесткий порядок гарантировал полную безопасность нашим войскам в обеспечении водой…»

Даже под обстрелом немцев часовой не покидал пост у колодца.

«Немцы открыли по колодцу артиллерийский обстрел… Мы отбежали от колодца на довольно большое расстояние. Оглядываюсь и вижу, что часовой остался у колодца. Только залег. Вот такая дисциплина была у охраны источников воды!» (из воспоминаний Беляева В.И.)

Народ на фронте при решении бытовых проблем проявлял максимум смекалки, находчивости и мастеровитости. «Из тыла страны мы получали только самый минимум, - вспоминает Степанцев А.П. - многое приспособились делать сами. Выделывали сани, шили сбрую для коней, делали подковы - все кровати и бороны перековали по деревням. Даже ложки сами отливали… Начальником полковой пекарни был капитан Никитин, горьковчанин, - в каких только условиях ему приходилось выпекать хлеб! В разрушенных деревнях ни одной целой печи - и через шесть часов выпекали, по тонне в сутки. Приспособили даже свою мельницу. Практически все для быта приходилось делать своими руками, а без организованного быта какая же может быть боеспособность войск…»

Солдаты и на марше умудрялись добыть себе кипятку: «…Деревня. Кругом торчали печные трубы, но если сойти с дороги и приблизиться к такой трубе, можно увидеть догорающие бревна. Мы быстро наловчились использовать их. Поставили на эти бревна котелок с водой - одна минута и чай готов. Конечно, это был не чай, а горячая вода. Непонятно, почему мы ее называли чаем. В то время мы и не думали, что наша вода закипает на несчастье людей…»(Беляев В.И.)

Среди бойцов, привыкших и в довоенной жизни обходиться малым, попадались просто настоящие мастера на все руки. Одного из таких умельцев вспоминает Гуселетов П.И., замполит 238-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона 137-й стрелковой дивизии: «У нас на батарее был дядя Вася Овчинников. Родом он был из Горьковской области, говорил на «о»…В мае ранило повара. Зовут дядю Васю: «Сможешь временно?» - «Могу. Бывало, на покосе и все сами варили». Для ремонта амуниции кожа потребовалась сыромятная - где взять? Опять к нему. - «Могу. Бывало, дома кожу и все сами выделывали». Расковалась лошадь в батальонном хозяйстве - где мастера найти? - «Могу и это. Дома, бывало, и все сами ковали». Для кухни понадобились ведра, тазы, печки - где взять, из тыла не дождешься, - «Сможешь, дядя Вася?» - «Могу, бывало, дома железные печки и трубы сами делали». Зимой лыжи понадобились, а где взять их на фронте? - «Могу. Дома об эту пору на медведя ходили, так лыжи всегда делали сами». У ротного часы карманные встали - опять к дяде Васе. - «Могу и часы, только надо хорошо посмотреть».

Да что там говорить, когда он и ложки-то наловчился отливать! Мастер - на любое дело, все у него выходило так ладно, как будто само собой и делалось. А весной он такие драники из гнилой картошки на куске ржавого железа пек, что ротный не побрезговал…»

Многие ветераны Великой отечественной добрым словом вспоминают знаменитые «наркомовские» 100 грамм. В подписанном наркомом обороны И.В. Сталиным Постановлении ГКО СССР «О введении водки в снабжение в действующей Красной Армии» от 22 августа 1941 года говорилось: «Установить, начиная с 1 сентября 1941 г. выдачу 40º водки в количестве 100 граммов в день на человека красноармейцам и начальствующему составу первой линии действующей армии». Это был первый и единственный опыт узаконенной выдачи алкоголя в отечественной армии в 20-м веке.

Из воспоминаний военного летчика Лосицкого М.А.: «Сегодня боевых вылетов не будет. Свободный вечер. Нам разрешено выпить положенные 100 граммов…» И вот еще: «Запечатлеть бы лица раненых офицеров, когда им наливали 100 граммов и подносили вместе с четвертинкой хлеба и кусочком сала».

Вспоминает Серебров М.П., командир 137-й стрелковой дивизии: «Прекратив преследование противника, части дивизии начали приводить себя в порядок. Подошли походные кухни, стали раздавать обед и положенные сто граммов водки из трофейных запасов…» Терещенко Н.И., командир взвода 4-й батареи 17-го артполка 137-й стрелковой дивизии: «После удачной стрельбы собрались все позавтракать. Разместились, конечно, в окопах. Наш повар, Маша, принесла…картофель по-домашнему. После фронтовых ста граммов и поздравления командира полка все повеселели…»

Война продолжалась трудных четыре года. Многие бойцы прошли фронтовыми дорогами от первого до последнего дня. Далеко не каждому солдату выпадала счастливая возможность получить отпуск и повидаться с родными и близкими. У многих семьи остались на оккупированной территории. Для большинства единственной нитью, которая связывала его с домом, были письма. Фронтовые письма - правдивый, искренний, источник изучения Великой Отечественной войны, мало подверженный идеологии,. Написанные в окопе, землянке, в лесу под деревом, солдатские письма отражают всю гамму чувств, которые испытывает человек, с оружием в руках защищающий свою Родину: гнев на врага, боль и страдания за родную землю и своих близких. И во всех письмах - вера в скорую победу над фашистами. В этих письмах человек предстает обнаженно, каков он есть на самом деле, ибо не может он лгать и лицемерить в минуты опасности ни перед собой, ни перед людьми.

Но люди и на войне, под пулями, рядом с кровью и смертью, пытались просто жить. Даже на передовой их волновали общие для всех житейские вопросы и проблемы. Своими переживаниями они делились с родными и близкими. Практически во всех письмах солдаты описывают свою фронтовую жизнь, военный быт: «Погода у нас не очень холодная, но морозец приличный и особенно ветра. Но мы одеты сейчас хорошо, шуба, валенки, так что морозы нам не страшны, одно плохо, что не посылают поближе к переднему краю…» (из письма гвардии капитана Карасева Леонида Алексеевича своей жене Киселевой Анне Васильевне в г. Унечу от 4 декабря 1944 г.). В письмах звучит забота и тревога за близких, которым тоже нелегко. Из письма Карасева Л.А. своей жене в Унечу от 3 июня 1944 года: «Передай тому, кто хочет выселить мою мамашу, что если только я приеду, то ему не сдобровать… Я ему голову набок сверну…» А вот из его же письма от 9 декабря 1944 года: «Нюрочка, очень тебя жалею, что тебе приходится замерзать. Нажимайте на свое начальство, пусть обеспечивает дровами…»

Из письма Кривопуска Михаила, выпускника школы №1 г. Унеча сестре Надежде: «Получил от тебя, Надя, письмо, где ты пишешь, как вы прятались от немцев. Ты напиши мне, кто из полицаев издевался над вами и по чьему указанию были взяты у вас корова, велосипед и другие вещи, если я останусь жив, то рассчитаюсь с ними за все…» (от 20 апреля 1943 года). Наказать обидчиков своих родных Михаилу не довелось: 20 февраля 1944 года он погиб, освобождая Польшу.

Практически в каждом письме звучит тоска по дому, по родным и любимым. Ведь на фронт ушли молодые и красивые мужчины, многие в статусе молодоженов. Карасев Леонид Иванович и его жена Анна Васильевна, которые упоминались выше, поженились 18 июня 1941 года, а через четыре дня началась война, и молодой супруг ушел на фронт. Демобилизовался он только в конце 1946 года. Медовый месяц пришлось отложить почти на 6 лет. В его письмах к жене любовь, нежность, страсть и невыразимая тоска, желание быть рядом с любимой: «Любимая! Вернулся из штаба, устал, ночь шел пешком. Но как увидел на столе твое письмо, вся усталость прошла и злость тоже, а когда я вскрыл конверт и нашел твою карточку, то расцеловал ее, но ведь это бумага, а не ты живая… Теперь твоя карточка приколота у меня у изголовья моей кровати, теперь имею возможность нет-нет, да и взглянуть на тебя…» (от 18 декабря 1944 года). А в другом письме просто крик души: «Дорогая, сижу сейчас в землянке, курю махорочку - вспомнил кое-что, и такая тоска, вернее зло берет на все на это… Почему мне так не везет, ведь люди получают возможность увидеться со своими родными и любимыми, а мне все не везет… Дорогая, поверь, надоела мне вся эта писанина и бумага… ты понимаешь, я хочу тебя видеть, хочу быть с тобой вместе хоть часок, а все остальное к чертям, понимаешь, к чертям, я хочу тебя - вот и все… Вся жизнь мне эта надоела в ожидании и неизвестности… У меня сейчас один исход…я приеду к тебе самовольно, а потом пойду в штрафную роту, иначе я не дождусь встречи с тобой!.. Если бы была водка, сейчас бы напился пьяным…» (от 30 августа 1944 года).

Пишут солдаты в своих письмах о доме, вспоминают о довоенной жизни, мечтают о мирном будущем, о возвращении с войны. Из письма Кривопуска Михаила сестре Надежде: «Посмотришь на те зеленые луга, на деревья у берега…девчата купаются в море, то думаешь, что бросился бы за борт и поплыл. Но ничего, добьем немца, а уж тогда…» Во многих письмах встречается искреннее проявление патриотических чувств. Вот как пишет о гибели брата в письме своему отцу наш земляк Дышель Евгений Романович: «…Валентином нужно гордиться, потому что он погиб в бою честно, шел в бой бесстрашно… В прошедших боях я отомстил за него… Встретимся, поговорим подробнее…» (от 27 сентября 1944г). Встретиться с отцом майору-танкисту Дышелю так и не пришлось - 20 января 1945 г. он погиб, освобождая Польшу.

Из письма Карасева Леонида Алексеевича жене Анне Васильевне: «Большая радость то, что мы ведем наступление почти по всему фронту и довольно успешно, взято много больших городов. Вообще успехи Красной Армии небывалые. Так что скоро Гитлеру капут, как говорят сами немцы» (письмо от 6 июня 1944г.).

Таким образом, чудом сохранившиеся до наших дней солдатские треугольники с номером полевой почты вместо обратного адреса и черным казенным штампом «Просмотрено военной цензурой» - самые искренние и достоверные голоса войны. Живые, подлинные слова, пришедшие к нам из далеких «сороковых, роковых», сегодня звучат с особой силой. Каждое из фронтовых писем, самое на первый взгляд незначительные, пусть глубоко личное - исторический документ величайшей ценности. В каждом конверте - боль и радость, надежда, тоска и страдания. Острое чувство горечи испытываешь, когда читаешь эти письма, зная, что тот, кто писал их, с войны не вернулся… Письма - своеобразная летопись Великой Отечественной…

Писателю-фронтовику Константину Симонову принадлежат такие слова: «Война не есть сплошная опасность, ожидание смерти и мысли о ней. Если бы это было так, то ни один человек не выдержал бы тяжести ее… Война есть совокупность смертельной опасности, постоянной возможности быть убитым, случайности и всех особенностей и деталей повседневного быта, которые всегда присутствуют в нашей жизни… Человек на фронте занят бесконечным количеством дел, о которых ему постоянно нужно думать и из-за которых он совершенно не успевает думать о своей безопасности…» Именно бытовые повседневные дела, на которые все время приходилось отвлекаться, помогали солдатам преодолевать страх, придавали бойцам психологическую устойчивость.

Прошло 65 лет со дня окончания Великой Отечественной войны, но точка в ее изучении еще не поставлена: остаются белые пятна, неизвестные страницы, невыясненные судьбы, странные обстоятельства. И тема фронтового быта - наименее исследованная в этом ряду.

Библиография

1. В. Киселев. Однополчане. Документальное повествование. Издательство «Нижполиграф», Нижний Новгород, 2005г.
2. В.И. Беляев. Огонь, вода и медные трубы. (Воспоминания старого солдата). Москва, 2007г.
3. П. Липатов. Униформа Красной Армии и флота. Энциклопедия техники. Издательский дом «Техника-молодежи». Москва, 1995г.
4. Фондовые материалы Унечского краеведческого музея (фронтовые письма, дневники, воспоминания ветеранов).
5. Воспоминания ветеранов Великой отечественной войны, записанные при личных беседах.